Я проследил за взглядом пса. Луна светила в полную силу, и даже рваные тряпки облаков не закрывали ее лик. Но я все равно не видел ровным счетом никого. И все же сдерживаемый в глотке собачий рык не умолкал, напоминая ровное урчание мотора.
Бобби дошел до крайней точки мыса и теперь продолжал двигаться вдоль обрыва. Сейчас он виделся мне расплывчатым серым силуэтом на фоне абсолютно черного пространства, где сливались ночное небо и океан. В таком случае размытая фигура, которая, обойдя мыс, уже приближалась к дому, могла принадлежать кому угодно. Кроме высокой травы, ничто вокруг нас не двигалось. Лишь на это и хватало силы у ослабшего ветра. Орсон перестал рычать и сбежал вниз по ступенькам крыльца, словно бросившись в погоню за дичью, но, пробежав по песку менее метра, остановился возле столба, поддерживавшего крыльцо, задрал заднюю ногу и опорожнил мочевой пузырь. Затем пес вернулся к ступеням. Он волновался, да так сильно, что по его телу пробегала явственная дрожь.
Вновь повернув голову на восток, он, вместо того чтобы возобновить свое ворчание, вдруг жалобно завыл.
Эта перемена в его поведении встревожила меня больше, чем если бы он бешено залаял. Впрочем, вскоре фигура, продолжавшая двигаться вдоль южного берега залива, скрылась за углом дома.
Я обернулся и увидел, что собака исчезла. Может быть, пес все же погнался за какойто ночной дичью? Но как ему удалось убежать, не произведя ни малейшего шума? Я торопливо двинулся обратно вдоль перил террасы, по направлению к крыльцу, но нигде среди залитых лунным светом дюн собаки тоже не было видно. Он ретировался в гостиную и теперь стоял прямо за порогом, боязливо выглядывая наружу. Уши его были плотно прижаты к низко опущенной голове, шерсть на загривке стояла дыбом, будто его ударило током.
Он уже не рычал и не выл, но тело его сотрясала неудержимая дрожь. Орсон необычный пес, и ему присущи многие качества, но глупость и трусость в их число не входят. А значит, того, что заставило его дрожать, следовало бояться. Он задрал нос, обнажив верхнюю десну и острые клыки, но не рычал. Видимо, у него уже не было никаких агрессивных намерений, а оскаленные зубы означали лишь крайнюю степень отвращения и гадливости. Повернув голову, чтобы еще раз оглядеть ночное пространство, я вдруг краем глаза уловил какоето движение. Мне почудилось, будто ктото, наполовину согнувшись, пробежал от восточной стороны коттеджа к западной, передвигаясь длинными плавными прыжками через последнюю гряду дюн, возвышавшихся вдоль линии обрыва примерно в пятнадцати метрах от того места, где находился я. Бегущий человек либо распластался на песке, либо просто привиделся.
